О культуре, временах и умении сделать правильный выбор

Культура – и язык, как часть культуры – меняется. Однако изменения могут идти в сторону нобилизации (облагораживания) или в сторону охамления (понижения и уродования).

Один из признаков нобилизации – это вычёркивание из культуры практик, слов и действий, которые когда-то считались приемлемыми, а потом перестали. Ну да, в таком-то веке было нормально сморкаться в рукав, пердеть за столом и называть лицо “рылом”, а человека низкого статуса “выпизднем”. А сейчас это всё не принято. Или наоборот – вчера было всё это нельзя, а теперя власть у нас народная бля, мы, выпиздни, людишек всех перебили, и срать ебали мы на людские прибубоньки, а кто петюкает – тому в рыло.

Но даже это ещё не самое скверное. Потому что через какое-то время процесс нобилизации начинается заново. То есть выпиздни убеждаются, что пердёж за столом хотя и способствует веселью, но аппетит уж очень сильно портит. Потом вожаки выпиздней перестают сморкаться в рукава, потому что перед уважаемыми иностранцами неудобно. Дальше, глядя на них, и остальные выпиздни подтягиваются. А там уже недалеко и до момента, когда какой-нибудь выпиздень посмотрит в зеркало и скажет – “я человек”.

Чтобы предотвратить такое развитие событий, нужно поработать с самой способностью различать низкое и высокое, благородное и подлое.

Что тут можно сделать? Ну, во-первых, забить и затемнить саму эту способность. То есть навешать на подлое всяких положительных коннотаций. Например: сказать, что слово “выпиздень” очень точное и научное, так как человек рождается именно из этого места, а вот слово “человек” – ненаучное, непонятно о чём. Пердеть за едой очень весело, а кто не любит пердежа – тот скучный бука без чувства юмора. И так далее.

Но есть очень сильный приём. Связать всё низкое с “родным”, “своим”, “исконным-посконным” (то есть в конечном итоге национальным).

То есть. Да, мы выпиздни. Люди – это чужие, заграничные, а мы – выпиздни. Так себя называли наши деды. Это наше, родное. Нельзя изменять дедам и их историческому выбору.

Да, мы сморкаемся в рукав. Но это наша великая традиция. Эти, заграничные, тоже когда-то сморкались – да растеряли свои традиции, предались либерализму и гомосексуализму (страшное, убойное обвинение). А вот мы сморкаемся – потому что мы настоящие выпиздни, а не какие-то там “люююююди”. Тьфу!

Да, мы пердим за столом. Так это потому, что мы честные. Бытовуха-то она и есть правда жизни. Все пердят! И неча тут отходить в какое-то там отхожее место, нечестно это, не по-нашему. По нашему – любить бздёх, да погромче, да посмачнее. Чай не баре!

И вот так вот со всем. Вкрутить в голову – НИЗОСТЬ ЭТО НАШЕ, а всё высокое – чужое и чуждое.

При этом сама способность различать низкое и высокое никуда не девается. Бздёх воняет; слово “выпиздень” звучит мерзко и противно. В голове откладывается – мы грубые, скверные и вонючие, а вот чужие – вежливые, прекрасные и пахнут одеколоном. Ах они мерзавцы… ненавидим… и бесконечно любим и восхищаемся ими в глубине души… да и не на такой уж и глубине… от чужого-прекрасного-одеколонистого и плевочек – как награда заветная, честь великая – заметил… не побрезговал… ан нет, не плюнул, побрезговал – ух ненавижу… и так по кругу.

Дорогие мои, не надо быть выпизднями. Это гадко, скверно и вам же самим вредит. Умойтесь, купите носовой платок, а с привычкой пердеть за едой завязывайте. Не так уж это и сложно. Зато перед вами совсем другой мир откроется, я гарантирую это.

***

Нам часто говорят, что родителей не выбирают. На самом деле нет. Родителей – хотя бы символических – мы именно что выбираем.

Например. Человек, любящий русскую литературу, тем самым причащается дворянской культуре. У него в предках Пушкин. О котором он знает больше, чем о собственном прапрадеде (от которого, вероятно, и имени не осталось).

А человек, любящий большевизм и всё большевицкое, является символическим сыном местечковых чекистов, деревенских пьяниц (“беднота”) и бандитов. Которые эту власть здесь и установили. Ну да, им помогли, их надоумили. Но дело делали именно такие.