Почему протестуют французы? «У нас низкие зарплаты и слишком много налогов»
О причинах протестов во Франции, которые с новой силой разгорелись в минувшую субботу в Париже. Протест среднего класса против обеднения и неолиберальной экономики Макрона.
С тех пор, как электромобиль «Тесла» усилиями Илона Маска стал самой упоминаемой маркой автомобиля в мире, мы уже успели позабыть, что до взлета гибридов и электрокаров популярными и даже модными на Западе считались машины с дизельным двигателем. Эта тенденция стала заметной еще в 90х годах прошлого века, и достигла пика в 2011 г. – тогда почти 58% всех новых автомобилей в Евросоюзе были дизельными. Показателен пример Норвегии – если в 2000 г. здесь было менее 10% дизельных легковушек, то в 2007 – уже 74,7%.
Люди покупали авто с дизелем по многим причинам. Забота об экологии была не на последнем месте – вплоть до «дизельгейта» 2015 г [1]., дизельные двигатели считались гораздо менее вредными для окружающей среды, чем бензиновые. Но главное – цена дизельного топлива была ниже. Например, в 2002 г. во Франции литр дизельного топлива стоил 80 центов [2], а литр 98-шл бензина – 105 центов. Разница в 25 центов за литр, помноженная на объем бака, за год давала значительную экономию – от 500 до 1000 евро. В общем, покупать дизель было и модно, и выгодно.
Все изменилось с приходом в Белый дом Барака Обамы.
С подачи нового лидера Запада мир заговорил о «зеленой энергетике», ветре и пьезогенераторах. А дизели стали стремительно терять свои позиции на рынке – но это мало что меняло в жизни тех миллионов европейцев, которые уже приобрели автомобили, заправлявшиеся дешевым (относительно, конечно) топливом.
И не просто приобрели, а выстроили целую жизненную модель, основанную на возможности часто совершать поездки на недорогом личном транспорте.
В той же Франции начиная с 80х годов прошлого века многие представители среднего класса стали активно мигрировать из городов не в старые пригороды, которые уже начали «колонизировать» мигранты из Северной Африки и Ближнего Востока, а дальше – за город. Там строились большие – с расчетом на растущие семьи – дома, образовывавшие целые коттеджные поселки. По-французски они называются «lotissements». Двадцать, тридцать, сорок километров от города – не такая большая проблема, если есть разветвленная сеть хорошо асфальтированных дорог и пара автомобилей в гараже. Можно за полчаса доехать до работы, можно отвезти детей в школу или в детский сад, можно заехать за покупками в большой супермаркет. Гораздо раньше аналогичный процесс превратил Америку в «страну коттеджей» — но в США до нефтяного кризиса 1973 г. бензин стоил очень дешево. Тем не менее, и во Франции, несмотря на то, что цена на топливо здесь всегда была выше, «субурбанизация» приняла вполне массовый характер. Не в последнюю очередь, благодаря автомобилям с дизельными двигателями, которые можно были существенно экономичнее бензиновых.
А потом президентом Франции стал Эммануэль Макрон, и сказка закончилась.
Несмотря на то, что рейтинг Макрона уверенно падает, и достиг уже впечатляющих 24% (у его предшественника Олланда, прозванного Месье Фланби [3], в конце 2016 г. было и вовсе 4%, но это все-таки был последний год его президентства), те, кто помог ему стать во главе Пятой республики, могут быть довольны. Экономическую программу, изложенную в своей книге «Революция» (2016), Макрон выполняет вполне старательно. По мнению французского политолога Жан-Робера Равио, «ни о какой революции в этой книге речь не идет – это просто переписанные другими словами рекомендации Европейской Комиссии, подобные тем, которые каждый год публикует Брюссель». Неудивительно: ведь экономическую программу Макрона разрабатывал Жан Пизани-Ферри, бывший советник по экономике Европейской Комиссии, впоследствии – директор Bruegel, известной «фабрики мысли» (thin-tank), разрабатывающей стратегии для «брюссельских мудрецов».
В эту программу, помимо прочих рекомендаций, входило и повышение налогов на производителей и продавцов топлива.
Конечно, топливо стало дорожать во Франции еще до того, как Макрон переступил через порог Елисейского дворца. Но именно за полтора года его президентства резко выросли цены на дизель – на 23%, сравнявшись с ценами на бензин.
Это нанесло тяжелый удар по кошельку даже тех французов, которые обходятся без личного автотранспорта (как известно, цена на топливо играет роль мультипликатора в общей системе цеенообразования), но особенно – по бюджету обитателей lotissements. У жителей больших городов вариантов выбора было больше – можно воспользоваться общественным транспортом, или пересесть на экономичные скутеры. Но резиденты коттеджных поселков оказались в ловушке – общественный транспорт для них был неудобен из-за больших расстояний а также из-за частых забастовок (во Франции именно транспортники бастуют чаще всего). А машины в гаражах их уютных загородных домов на глазах превращались в золотые: если год назад заправить бак юркой малолитражки можно было за 60 евро, то теперь приходилось выкладывать почти 90.
Предчувствие гражданской войны
В мае 2018 г. женщина-автомобилист Присцилла Людоски из департамента Сена и Марна опубликовала на своей страничке в Фейсбуке петицию против повышения цен на топливо. Петиция провисела в социальных сетях до осени, но особенной популярностью не пользовалась. Однако 12 октября ее опубликовала очень популярная парижская газета Le Parisien («Парижанин») – и тут, как писал классик, все завертелось.
В течение двух недель после публикации петиция собрала более 228 тысяч подписей (сейчас уже больше миллиона). Тогда же в социальных сетях появились группы единомышленников, призывающих к сопротивлению политике правительства по повышению налогов – и цен – на топливо.
Любопытна роль, которую сыграла в закваске протеста газета Le Parisien. Полтора года назад президентом Макрона фактически сделали СМИ – за исключением некоторых интернет-сайтов и пропагандистских изданий партий-соперников, таких, как Национальный Фронт, во Франции не было ни одной медиа-площадки, которая бы выступала против Emmanuel Le Desire. А сейчас издание, считающееся рупором среднего класса, фактически столкнуло на голову президента камень, породивший лавину.
В конце октября – начале ноября движение протеста ширилось, охватывая все новые и новые группы населения. В сети появлялись и тут же становились лидерами просмотров ролики, в которых автомобилисты, обитатели lotissements, фермеры обращались к Макрону, критикуя его за непродуманную политику и предлагая на своем опыте убедиться, к каким тяжелым последствиям приводит повышение цен на бензин и дизельное топливо.
Макрон, однако, не реагировал никак – и тогда в интернете появились первые призывы к гражданскому неповиновению.
Социальные сети разрывались от сотен гневных постов французов, для которых повышение цен на дизельное топливо стало настоящим ударом. «Я не привык протестовать, это первый раз, когда я примыкаю к протестному движению, — признавался один из инициаторов движения в Лиможе 32-летний Серж Бони. – Но цены на заправках касаются меня лично. У нас дома три машины, по своей работе я проезжаю по 2000 км. в неделю, и это (повышение цен на топливо) становится невыносимым!».
Таких историй было очень много. «Гроздья гнева», как называл их Стейнбек, зрели по всей Франции — от Бретани до Лазурного берега. И, наконец, водитель грузовика из региона Иль-де-Франс предложил заблокировать Парижскую окружную дорогу и предложил дату, когда это лучше всего сделать – в субботу, 17 ноября.
Реальные протесты начались еще раньше – 9 ноября, во время торжеств, посвященных столетию окончания Первой мировой войны, несколько протестующих попытались прорваться к президенту Макрону в г. Альбер, но были остановлены службой безопасности. Активисты были одеты в желтые светоотражающие жилеты, которые, по правилам, действующим в ЕС, должен надевать каждый водитель, выходящий в темное время на дорогу. С тех пор движение сопротивления и получило название «желтых жилетов» (Mouvement des gilets jaunes).
10 ноября «желтые жилеты» попытались заблокировать кольцевую развязку в одном из городов Нормандии. 14 ноября мэр коммуны Морбек вывесил на стене городской ратуши огромный плакат в поддержку «жилетов».
А 17 ноября – в день, предложенный водителем из Иль-де-Франс – на улицы вышли сотни тысяч человек.
В 7.30 утра в Париже «желтые жилеты» заблокировали окружную дорогу. Одновременно начались массовые протесты и в других городах и коммунах -в том числе, в регионе Оверь-Рона-Альпы и в департаменте Па-де-Кале. Всего на улицы и трассы вышло немногим менее 300 тысяч человек. К сожалению, не обошлось без жертв: в коммуне Ле-Пон-де-Бовуазен протестующие окружили машину, за рулем которой находилась женщина, которая везла своего ребенка к врачу, и начали стучать по капоту. Женщина испугалась, нажала на газ — и сбила 63-летнюю пенсионерку. Общее число пострадавших превысило 400 человек – впрочем, большинство из них отделалось легкими травмами и неопасными для жизни ранами.
Во второй половине дня начались задержания. Всего в субботу было арестовано 117 участников акций протеста, но это ничуть не охладило боевой настрой манифестантов. На следующий день, в воскресенье, сотни протестующих «оккупировали» платную парковку перед входом в парижский Диснейленд и явочным порядком сделали ее бесплатной – к большому удовольствию парижан, которые решили провести этот выходной с детьми в парке развлечений.
В других регионах страны манифестанты блокировали пункты оплаты на платных дорогах и тысячи машин получили возможность мчаться по скоростным трассам совершенно безвозмездно, то есть даром. Но везло не всем: во многих местах «желтые жилеты», напротив, перекрывали подъездные пути к АЗС/
На следующий день протесты пошли на спад – по данным МВД Франции, 19 ноября в них принимало участие всего 27000 человек – но надо иметь в виду, что это был уже понедельник, рабочий день. А кроме того, к этому моменту уже стало известно, что «желтые жилеты» фактически захватили одну из «заморских территорий» Франции – остров Реюньон.
Протесты на Реюньоне начались одновременно с событиями в метрополии, но из-за изолированности этого острова, расположенного в семистах километрах к юго-востоку от Мадагаскара, они привели к значительно более серьезным последствиям.
«Начиная с 17 ноября «желтые жилеты» полностью парализовали Реюньон, — пишет Le Figaro. – Перегороженные торговые центры, пустые полки магазинов, закрытые заправки и около 3 тысяч контейнеров, которые никто не собирается разгружать» — вот последствия протестов, в которых на острове, помимо «желтых жилетов», приняли участие еще и «желтые плащи» — рыбаки из мелких индивидуальных или кооперативных хозяйств. Для них, зависящих от своих моторных лодок, повышение цен на топливо тоже стало вопросом жизни и смерти.
На остров немедленно выехала министр заморских территорий Франции Анник Жирарден. Ситуация на Реюньоне, видимо, оказалась столь тревожной, что министр объявила о незамедлительном снижении цен на топливо (конечно, только в масштабах острова). Но, как пишет Le Figaro, непонятно, успокоит ли это протестующих – как выяснилось, они недовольны не только ростом цен на дизель, но и повышением налогов и ухудшением уровня жизни в целом.
По словам депутата от партии «Республиканцы», представляющего 6-й округ Реюньона в Национальной Ассамблее Франции Надии Рамассами, «жизнь на острове полностью встала, вся экономика парализована». По словам депутата, «желтые жилеты» перекрыли входы в торговые центры и требуют от продавцов, чтобы те закрывали свои точки, или, в некоторых случаях, «из солидарности» снабжали протестующих едой (разумеется, бесплатно).
Поскольку Реюньон импортирует большую часть всей продаваемой продукции, а порт заблокирован «желтыми жилетами» и «желтыми плащами», остров фактически оказался на грани экономической катастрофы. С полок магазинов исчезли даже «продукты первой необходимости, вроде риса и мяса». Не осуществляются также поставки топлива, которое раньше привозили на Реюньон танкерами – и островитянам просто нечем заправлять машины: неважно, по высоким или по низким ценам.
События на Реюньоне впервые заставили Макрона отреагировать на угрозу протеста «желтых жилетов». 21 ноября президент отдал приказ о мобилизации армии. «То, что происходит с субботы (17 ноября, — К.Б.) на Реюньоне – очень серьезно. Мы приняли меры и будем продолжать их принимать: завтра наша армия будет мобилизована, чтобы восстановить общественный порядок (на острове, — К.Б.) Мы будем бескомпромиссны, поскольку то, что мы видели, неприемлемо», — написал Макрон в своем Твиттере.
К этому моменту по сообщениям МВД Франции, к протестам на Реюньоне подключились и криминальные элементы: «банды молодых людей, не имеющих никакого отношения к «желтым жилетам», воспользовались социальным движением для грабежей и насилия. В общей сложности за пять дней протестов на острове, в которых участвовало более 1000 демонстрантов, было произведено 109 арестов, ранения получили 30 стражей порядка (16 полицейских и 14 жандармов). Манифестанты закидывали полицейских камнями и «коктейлями Молотова». Из Парижа было выслано усиление в виде бригады спецназа жандармерии, на острове был введен комендантский час. Был закрыт международный аэропорт (единственный на острове) Роллан Гаррос. Глава администрации Реюньона Дидье Робер обратился к Эммануэлю Макрону с просьбой принять «все необходимые меры» по защите людей и имущества на острове, назвав происходящее «партизанской городской войной».
В это время на Елисейских полях в Париже уже возводили баррикады.
Соломинка и верблюд
21 ноября во Франции было задержано более 650 протестующих. 23 ноября произошел инцидент, который позволил проправительственным СМИ обвинить «желтые жилеты» в пособничестве терроризму: один из участников движения в г. Анже заявил, что у него есть взрывчатка, и он пустит ее в ход, если «желтые жилеты» не будут допущены в Елисейский дворец. Впрочем, когда провокатора задержали, выяснилось, что никакой бомбы у него не было.
Правительство Макрона по-прежнему отказывалось вести диалог с протестующими. В Париже произошли первые крупные столкновения с полицией: правоохранители пытались не допустить «желтых жилетов» на Елисейские Поля, но были вынуждены отступить под напором многотысячной толпы. В ход пошли водометы и гранаты со слезоточивым газом, на баррикадах разгорелись настоящие сражения.
К этому моменту окончательно стало ясно, что дело не только в цене на дизель. Повышение цен на топливо в большей степени коснулось регионов – поскольку главными пострадавшими от него стали обитатели lotissements. В Париже на баррикадах сражались те, кого в принципе не устраивала политика, проводимая Макроном и его правительством.
«Мы здесь чтобы протестовать против правительства из-за роста налогов [в целом], а не только налогов на бензин – это лишь соломинка, которая сломала спину верблюду. С нас хватит. У нас низкие зарплаты и слишком много налогов, и эта комбинация порождает все большую и большую бедность», — приводит The Guardian слова одного из «желтых жилетов», безработного компьютерного техника из Парижа Идира Гана. – «С другой стороны, есть министры и президент со своими невероятными зарплатами. Я не против богатых, я просто хочу более справедливого распределения богатства во Франции. Я принимаю участие в протестах в первый раз в своей жизни. Я безработный, все труднее становится найти работу (во Франции, — К.Б.), и даже когда вы, наконец, ее найдете и думаете, что вот сейчас ваша жизнь улучшится, выясняется, что зарплаты настолько низкие, что вы оказываетесь в той же ситуации, что и раньше, а, возможно, даже и в худшей».
Важно отметить, что, как и многие участники движения «желтых жилетов», Идир Ган прежде не был бунтарем, не принимал участие в демонстрациях протеста, забастовках и манифестациях. «Желтые жилеты» представляют собой принципиально новое явление в общественной жизни Франции. За ними не стоят профсоюзы, их активность не координируют политические партии. Хотя министр внутренних дел Кастанер и пытался обвинить в разжигании протестов «крайне правых» (т.е. ненавистный Национальный Фронт), левые в лице Жан-Люка Меланшона тут же с гордостью заявили, что их сторонников на улицах раза в два больше.
Социальный состав «жилетов» крайне неоднороден: среди сотен тысяч протестующих против повышения налогов есть и безработные, и студенты, и университетские профессора, и владельцы небольших бизнесов… Говорят (шепотом) что в некоторых акциях принимали – на стороне протестующих – участие даже полицейские, разумеется, не находившиеся в этот момент на службе и старавшиеся не попадаться в объективы телекамер.
Ничего подобного во Франции не было уже давно. Даже когда защитники традиционных ценностей выходили на бульвары и набережные Парижа с протестами против закона, разрешающего однополые браки – тогда число манифестантов достигало, по некоторым данным, полумиллиона человек – не наблюдалось ни такого ожесточения, ни готовности биться со стражами порядка до победы. Возможно, что в последний раз подобное действительно имело место в 1968 г.
Аналогии с 1968 г. в свою очередь порождают конспирологические теории: не является ли то, что происходит сейчас во Франции своего рода «оранжевой», а если принять во внимание цветовую специфик, «желтой» революцией, подпитывающейся из-за рубежа? И не приведет ли это к таким же последствиям, какие имели студенческие протесты «славного Мая» — референдуму и отставке де Голля?
Представляется, что на оба вопроса следует – по крайней мере, сейчас – ответить отрицательно.
Хотя у движения «желтых жилетов» и «оранжевой революции» действительно есть схожие черты – отсутствие единого координационного центра, сетевая структура, преимущественное использование социальных сетей и пабликов и т.д. – «жилеты» не имеют поддержки ни со стороны оппозиционных политических сил внутри страны (как было, скажем, в Грузии, Сербии или на Украине), ни со стороны сил внешних – как, например, во время «арабской весны» 2011-2012 гг. или той же «революции гiдности» в Киеве в 2013/2014 гг., когда США, не скрываясь, вмешивались в дела североафриканских и ближневосточных стран и Украины.
«Желтые жилеты» в настоящий момент представляют только сами себя: у них нет могущественных заграничных покровителей и спонсоров, в силу того, что Макрон до сих пор является наиболее приемлемым для западных партнеров Франции политиком, нет и союзников среди французской оппозиции. В настоящий момент движение возглавляют восемь неформальных лидеров, ни один из которых не представляет ни одну из политических партий.
Это в буквальном смысле «выходцы из народа», активисты, которым «жилеты» делегировали право говорить от своего имени, поскольку сочли их заслуживающими доверия. Как повернется ситуация в следующие дни, предсказать невозможно, но на сегодняшний день «желтые жилеты» представляют собой чистейший образец настоящего популистского протестного движения, в котором, как в зеркале, отражаются все родовые черты того «популистского момента», о котором еще в прошлом году писала бельгийский политический философ Шанталь Муфф.
«Популистский момент», по определению Муфф, это реакция на ситуацию пост-политики и пост-демократии и господство неолиберальных гегемонистских структур. В терминах марксистской и пост-марксистской теории это означает ситуацию, когда народные массы начинают сопротивление диктатуре элит. В терминах традиционной либеральной науки это звучит несколько более мягко: как писал Фарид Закария в программной статье «Популизм на марше», «для разных групп он (популизм, — К.Б.) имеет разное значение, но во всех версиях подразумевает подозрительность и враждебность в отношении элит, мейнстримной политики и действующих институтов. Популизм воспринимается как голос забытых «простых» граждан и отражение истинного патриотизма».
Именно этот «новый популизм», ярко проявивший себя на Западе еще в 2016 г. как массовое народное сопротивление (осознанное или рефлекторное – не суть важно) либеральному глобалистскому проекту во время референдума о Брексите в Великобритании и президентских выборов в США и стал той средой, которая породила движение «желтых жилетов».
Победа Макрона на выборах 2017 г., когда он легко и с большим перевесом победил во втором туре «главного антиглобалиста Франции» Марин Ле Пен, стала одновременно и реваншем либерал-глобалистов, собравших все свои силы и резервы после поражений 2016 г., и свидетельством слабости Национального Фронта, который, превратившись в результате «де-демонизации» [4] в более традиционную и фактически мейнстримную партию, потерял часть популистской повестки, успешно перехваченной левыми популистами Жан-Люка Меланшона. Произошло, по сути, драматическое событие: Марин Ле Пен, позиционировавшая себя как кандидат всего французского народа, вышла на бой с кандидатом от либерально-глобалистской элиты – от того самого «мондиализма», которые НФ провозглашал главным врагом нации – и бесславно этот бой проиграла.
После поражения на президентских – и особенно на парламентских выборах 2017 г. – НФ, как главная оппозиционная либерал-глобализму политическая сила Франции – оказался в незавидной ситуации раненого волка, зализывающего раны. Поэтому он не смог – и, видимо, даже не пытался – оседлать «популистский момент» ноября 2018 г., из чего, в частности, следует, что все попытки французской бюрократии обвинить в организации протеста страшных «крайне правых» — не более, чем традиционная мантра «все, кто против правительства – фашисты».
А вот активность левых, особенно Жан-Люка Меланшона, возглавляющего движение «Непокоренная Франция», вполне может придать движению «желтых жилетов» отсутствующий сейчас организационно-политический компонент. Если это случится, тогда – но не раньше! – можно будет говорить о перерастании спонтанного общественного протеста в новую «цветную революцию».
Говорить же о том, что протестная волна, поднимающаяся во Франции, способна смести «Emmanuel Le Desire», как революция 1789 г. снесла «старый режим», и вовсе преждевременно. То спокойствие, с которым Макрон реагирует на манифестации «желтых жилетов», говорит о его полнейшей уверенности, что силовых резервов государства хватит для подавления любых протестов. Источником этой уверенности может быть только «гарантийное письмо», полученное от теневых фигур, которые в 2016-2017 гг. и надули как лягушку через соломинку проект «Макрон», чтобы не допустить прихода к власти ни умеренных (Франсуа Фийон) ни радикальных (Марин Ле Пен) евроскептиков, способных противостоять воле Брюсселя по целому ряду важнейших для евробюрократов вопросов.
Одним из таких вопросов, несомненно, является проблема размывания среднего класса – постепенное, хотя и медленное, ухудшение условий жизни этой традиционной опоры западной демократии, чреватое переходом нижних слоев среднего класса в разряд «работающих бедных». Этот процесс наблюдается во Франции не первый год и даже получил специальное название – déclassement, но именно при Макроне он приобрел по-настоящему угрожающие масштабы.
Как и агрессивная политика замещения коренного населения стран ЕС мигрантами из беднейших неблагополучных мусульманских стран Третьего мира, скрытая «война» со средним классом является частью не декларируемой, но явно продуманной стратегии либеральных глобалистов. Одной – но, конечно, не единственной – целью этой стратегии – является уничтожение национальной идентичности старых европейских государств, которое позволит превратить их граждан в «глобальных кочевников» нового мира. Концепция «глобальных кочевников» — людей, не привязанных ни к Родине, ни к семье, свободно перемещающихся по миру, зарабатывающих деньги там, где это особенно выгодно – принадлежит одному из отцов идеологии мондиализма и горячему стороннику идеи отмирания национальных государств Жаку Аттали, покровителю и учителю Эммануэля Макрона.
Однако ее осуществлению мешает «досадная» приверженность европейского среднего класса к своим корням: в отличие от вкусившей прелестей глобальной кочевой жизни «прогрессивной» молодежи Парижа и крупных городов, , значительная часть среднего класса – особенно в регионах, а не в столице и крупных мегаполисах, сохраняет традиционный уклад жизни. Важной чертой этого уклада является собственный домик за городом (часто доставшийся в наследство от предыдущих поколений). Как показал референдум по Брекситу в июне 2016 г., в Великобритании эти «отсталые традиционалисты», деревенские домовладельцы, оказались сильнее продвинутых энтузиастов либеральной глобализации из Лондона и других крупных городов.
[1] В сентябре 2015 г. выяснилось .что более 11 миллионов дизельных авто производства компании Volkswagen были оснащены «подправленным» программным обеспечением, занижавшим количество вредных газов, выбрасываемых в атмосферу, в десятки раз.
[2] Данные взяты из американских источников, поэтому речь идет об американских центах.
[3] Flanby — французский десерт, крем-карамель желеобразной консистенции
[4] Де-демонизация (dediabolisation) – процесс «очищения» Национального Фронта от элементов расизма, ксенофобии и гомофобии, который начался еще в ранних 2000х г. и особенно усилился после передачи власти от Жан-Мари Ле Пена его дочери Марин (подробнее см. Кирилл Бенедиктов, «Возвращение Жанны д’Арк: политическая биография Марин Ле Пен», М. Книжный мир, 2015 г.)
Кирилл Бенедиктов, politanalitika.ru